Саша Плотникова
Потрепанное и шершавое
—----- Сквозняк

Земля оголяется, даже упавшие листья её не прикрывают — черных пятен всё больше, эпидермис между этой жизнью и подземным миром истончается. Его тёмные частицы проникают в воздух, общаются с нами. Мы чувствуем запах мглы, её движение.

Поскорее бы снежком занесло эту дверцу.

—----- Пустой документ

Не писала ничего уже две недели. Иногда так хорошо, пока не вспоминаю, кто я.

—----- Отросшие ногти

Ненавижу грязь. Допоздна вытирала липкую массу из пыли, шерсти и еды. Вечное напоминание, что за телом и жилищем нужно ухаживать. Самые непосильные задачи — оттирать жир на кухне и стричь ногти. Хотя это — проявление жизни и роста. Где нет бардака и спрятанного в нем хаоса, нет движения. И поэтому стерильность непривлекательна.

Хотела бы я, как Малин Кивеля в «Сердце», стать певицей всего потрепанного и шершавого.
—----- Избранное

Состояние — искать и собирать информацию. Какая ткань для брюк лучше (добавить в избранное), сколько в среднем стоит квартира на Петроградке (добавить в избранное), какие теплые страны самые дешевые, красивые альбомы ташена (— в избранное), лучшие холистики для кота (— в избранное), рассрочка нового айфона (— в избранное), кто стал знаменитым и успешным после тридцати, была ли такой холодной зима в Петербурге год назад. Я обрабатываю всю эту информацию за час, потом мозг ищет новые зацепки.

Хорошо бы, наверное, развернуться в сторону полезного знания. Почитать книгу, послушать лекцию — аккумулировать новое.

Наверное, так я контролирую нервозность. Если я не буду обо всем этом думать, поток жизни уволочёт за собой, и никто не спросит, чего же хотела я. Мысли крутятся вокруг не мнимых сценариев, а вещей, которые могли бы пригодиться, предотвратить плохое. Это состояние вызывает любое изменение — ветер подул в другую сторону — и вот я скатываюсь по кольцам торнадо в его эпицентр.

Иногда думаю, что так я и пришла к письму. Страшно, что все, из чего я состою и к чему стремлюсь, идет из привычки копить вещи, реальные и возможные.

Но потом я читаю «Берлинское детство на рубеже эпох» Беньямина, как скрупулезно он воссоздает воспоминания из предметов. Я вижу в этом выход.

—----- Пересохший язык

Смотрю в черновик и вижу пустыню. Безжизненную, отравляющую пылью, тупиковую. Нет даже сухих веток, из которых я могла бы построить убежище, сделать костер, чтобы ночью согреться, отпугнуть хищников. Нет ни-че-го. Только беспомощные слова, которые пришли сюда умирать. Они перекатываются среди песков, стонут от жажды, иссыхают.

Я два раза всерьез подумала, зачем мне это. Зачем я отнимаю у себя время. Зачем отбираю радость просто-ничего-не-делать. Зачем. Зачем. Зачем.
—-------- Свет в окнах других

Пила чай и разглядывала соседские окошки. Сосредоточилась на втором ряду сверху.

Я люблю смотреть на мебель и свет. Точнее: какими источниками света пользуются хозяева. Люстры или голые лампочки, которые спускаются с потолка как пауки. Светильники, гирлянды, свечи. Вытяжка над плитой. Свет задает силуэт (вещей), а силуэты — это загадки, которые я распутываю по вечерам вместо кроссвордов.

Один был похож на большого черного кота (так я подумала из-за пары треугольников над темным пятном), или питбуля, но он слишком долго сидел в неудобной (кажется мне, человеку) позе, поэтому я до сих пор гадаю, что это было.

Второй стоял в окне, в котором виднелся только кусочек комнаты, остальное было занавешено бордовой тканью. Мне хотелось верить, что это швейная машинка. Хотя напоминало мясорубку или кофемашину.

Я наблюдаю, как устроены чужие пространства, потому что мне нравится представлять себя в них. И не как гостью, а как обитательницу — что если у меня такой дом и такая жизнь, которая состоит именно из этих предметов?

И сегодня я та, что вечером зажигает верхний свет. Достает пижаму из дспшного шкафа (красно-коричневого). Я понимаю, что это имитация дерева по тому, как скользит свет по гладкой поверхности. Ему не за что зацепиться. А потом я глажу не то кота-не то собаку или любимую игрушку, и иду шить новые штаны / пижаму / шерстяное платье на зиму, но сначала прохожусь руками по ткани — мне она нравится. И, может, питомец с острыми ушами садится мне на колени.
—----- В ожидании

Ничего пока не пишется. Я не даю себе разматывать тревожные мысли, вязать из них картины, хотя тревога — мое топливо. Я спокойна и отдыхаю. Все, что попадается мне на пути, проплывает мимо, а я даже не пытаюсь за это ухватиться.

—----- Кружева

Сегодня отмечала юбилей бабушки, она оценила мой рваный свитер, сказала, это — кружева.

—----- Хорошо там, только там

Свет в окнах напротив долго не загорался. Ушли в театр, вернутся в полночь, снимут замызганные тяжелые ботинки, но не пышные платья; в платьях и намокших носках пройдут на кухню — правое окошко замерцает красным — сядут на деревянный стул — крепкий и старый, поэтому со скрипом выдерживает давление — спустя полчаса встанут, достанут бокал, чашку, бутылку или чайник, и выдохнут. Обнимут человека рядом или животное, и так, переливая жизнь из сосуда в сосуд, пойдут в другую комнату — левое окошко вспыхивает желтым — разберут диван, нарядят его в постельное белье; снимают носки и помятое платье, кидают их на кресло, поднимают с пола пижаму, проваливаются под одеяло, греются, следят за приятными мыслями о вечере, мотают их как кассету, а она все размагничивается и размагничивается, пока совсем не расплывется в ночи.

—----- Обесточенные провода

Плохо подбираю слова, интуиция погасла. Я прислушиваюсь к пространству, но не могу ничего поймать. Мир молчит. Может, я сама перерезала этот провод, ток не идет.

Не вижу новизны ни в чем, что делаю. Трещины на стенах — просто трещины, узоры ничего не сообщают. Облака — всего лишь воздушные массы. Улицы прямые и не заводят в тайные закоулки. Предметы не хранят секреты. Подтекст испарился.

Мне не грустно. Каналы восприятия тоже нужно чистить от пыли. Собрать её в мешок вместе со знакомыми образами, закопать. Не сжечь — иначе они растворятся в воздухе, а потом вернутся с новыми ветрами. Закопать, чтобы хранились рядом, но не мешались.
—----- Вода из ручья

Работа шла туго, а дома я почувствовала себя совсем пустой.

Внезапно спас быт. Мне было совсем не спокойно, поэтому я начистила квартиру. Так, словно выпила весь прохладный ручей в весеннем лесу. Всосала всю влагу, силу и полезные вещества, которые приносит воскресающая природа.

Теперь ложусь на мох и смотрю на кроны деревьев.

—----- Синяки

Возвращалась домой, собрались тучи и потемнели, небо походило на большой синяк. Школьницы махали руками и кричали, что так выглядит апокалипсис.

Папа вчера сказал, что я скучно живу: работа, сон, работа, сон, а размеренно жить — быть мертвым. Может, он просто связал слова с похожими корнями

Скучная-спокойная жизнь — это дар. Таким не разбрасываются.

—----- Тает снег

Сегодня светило солнце, а мне везде навстречу шли люди в черной одежде. Они закрывали лица темными балаклавами, капюшонами, кепками, натягивали куртки, шли быстрее толпы или нервно дергались, стоя в вагонах. Высматривали, цепляли взглядами и выхватывали веревками окружающих.

—----- Точка

Я только что отправила текст, который писала два месяца. Не помню, как меня зовут, ненавижу язык как концепцию, письмо — как проявление, слова — как составляющую этого хаоса.
—----- Слепящее солнце

Заглянула в весну. Сразу ощутила всю усталость последних месяцев. На солнце зимняя шкура скукожилась, я вдруг увидела, какая она обветренная, растянувшаяся и пыльная. Хочется сбросить эту кожу, но она еще крепко держится.

—----- Открытая форточка

Много пустых слов и промахов, но я знаю, что в этой суете мерцают семена, которые разрастутся могучими деревьями. Это произойдет нескоро, поэтому я запасаюсь терпением.

Я трачу столько сил, чтобы превратиться в собственную выдумку.

Собираю себя заново каждую секунду. Я есть — это я знаю, но предпочитаю не видеть. Не хочу чувствовать тело, которое не контролирую, боюсь раствориться во времени, забыться. Мне дали имя — Саша — и каждый раз, когда я вижу себя в зеркале / на фотографиях / в отражениях автомобильных окон и витрин / погасшем экране / даже когда не отсвечиваю во внешний мир и остаюсь наедине с собой, я вспоминаю, как в детстве играла во флэш-игры: наряжала двухмерных нарисованных моделей. Они — практически голые, в нижнем белье стоят перед зеркалом. Но в нём не отражаются. Вокруг, на вешалках, покачивается одежда — бесчисленное количество — из которой можно сочинить ситуацию.

Так я смотрю на себя.

Только мне мало облачиться во что-то — я в бесконечном поиске постоянного образа. Образа, который определит меня и которым я буду довольна. Как вторая кожа. Втиснуть себя в рамку, зафиксировать в ней. Без изъянов и оплошностей. Выверенная версия меня устроит всех и прежде всего — Сашу, которая смотрит и управляет процессом.

Я совершаю насилие — оцениваю не только изнутри, но еще выхожу за границу себя, меняю точку зрения и оцениваю чужим взглядом.
—----- Больше всего я боюсь свободы,

{это изменчивость, непредсказуемый поток, река с ватными берегами, жить без плана, ошибки и работа над, страдания, уязвимость перед смертью, искать соответствия и не находить их, бесконечность интерпретаций, быть на виду, отсутствие тропинок, следов, легкость, движение, удивление, быть всем, вибрация в коленках, пространство без причины, дождь в сосновном лесу, дорога без указателей, не загадывать выбор, вечно белый листок, не вращение, а течение, из окна в окно, подпускать, а не выбирать, пустота, пустота, пустота — рождается новое}

но еще больше хочу прыгнуть в нее, раздевшись догола.

Чёрные проплешины теперь белые: сухие корки снега догорают на майском солнце. Пыль и песок занесли их, нежная сверкающая поверхность когда-то сугробов покрылась рытвинами. Земля распахнулась.

Я гуляю по парку и по привычке вглядываюсь в почву, ищу самые темные пятна и жду, пока опасность объявит себя. Но не могу их найти. Лужайки и дорожки просохли, затянулись зеленой паутиной. Думаю о том, что после майских праздников снега уже точно не останется. Закрываю глаза и не вижу тьму: а красные пятна от яркого света. Шарф натер шею, снимаю его. Свежий ветер успокаивает раздраженную кожу. Забирается за воротник, в ямку между ключицами, стекает по груди и животу. Я не чувствую одежду, только как кожа касается воздуха.
  • авторка
    Саша Плотникова
    Писательница, преподавательница женского письма, работает в «Подписных изданиях».
    о тексте
    Этот текст — о зимней заброшенности, бесконечной вьюге, потере основ и невозможности соединиться с собой. Фрагменты дневника, который я вела с первого ноября по первое мая и который часто казался мне единственным доказательством, что я живу, что я не умерла в снежной петербургской пучине, пока шла от метро до дома.
Made on
Tilda