Аня Кузнецова
Колыбельная для утопленницы
Каждую семнадцатую луну я разрезаю все свои платья и кидаюсь в море. Когда вода уляжется у груди, можно нырнуть с первой волной, сбивающей с ног. Двигаюсь, напевая воспоминаниям колыбельную: стоит забыться, я прогрызу им соленые панцири.

Когда первые струи проточной воды коснутся кожи, смывая обломки медуз, в порах останутся только камни. Я примусь перебирать их: булыжники отправятся обратно в море, окатыши и кругляши пойдут в работу. Всматриваться надо с умом: сначала поерзать пальцами, проверить все шероховатости, затем приблизить нос, собрать запах и медленно облизать — самая смелая галька, принесенная волнами, может затеряться в вульве.

Некоторые морские породы окажутся пористыми. Оставлю их на потом, чтобы вместить больше смысла. Те, что пахнут соленой водой и дохлой рыбой — для лакировки письма. Реже попадаются огрубевшие древесные стволы, давно утратившие форму — прибойные волны сточили их, обернули в плоские овалы. В них особая нужда: они облепятся мидиями, станут любимыми книжками.
воображаемая лексикография/семантические породы, найденные в складках морского дна

малышки — сущ., мн. число от слова «малышка» ж.р.
значение: маленькие девочки, играющие в чаще леса, заросшей пучками анютиных глазок
синонимы: лесные феи, эльфийки, дочери добрых ведьм, офелии
антонимы: сирены, афины, свирепые богини
🧚‍♀️пример употребления: если разбить пальцами плотный воздух, явятся они — малышки, одинокие лесные принцессы, обнажающие свое присутствие тем, кто умеет вглядываться (?,?)

academic writing — фразеологизм, ребенок научного дискурса значение: способ говорения, замещающий пустоту словами
синонимы: важничество, эксперимент, прикол, отец
антонимы: эксперимент, прикол, отец
пример употребления:
🫡 academic writing возможен только в пространстве где ванна граничит с постелью (пост в канале girlhood is a spectrum)

daddy — сущ., м.р., ед.ч.
значение: неуловимый объект любви и восхищения; субъект, источающий угрозу для желания малышек.
синонимы: κράτος, закон, метафора
антонимы: олежик, олененок, устричка
примеры употребления:
🔪Daddy, I have had to kill you (Daddy, S. Plath)
👼В характере Кафки странно то, что он в общем-то хотел, чтобы daddy понял его и примирился с детскостью его чтения, а позже — с занятиями литературой, чтобы ее не выбрасывали за пределы общества взрослых, поскольку только она нерушима и с самого детства нерасторжима с сущностью и особенностью бытия Кафки (Сохранение детской ситуации, Ж. Батай)

девичество — сущ., ж.р., ед.ч.
1 значение: период в жизни женщины* от 5 до 16 лет.
2 значение: период в жизни женщины* от 24 до ??? лет.
синонимы: розовощекость, трансгрессия, скорбь
антонимы: стоицизм, томатный суп, толстая скорлупа пренебрежения
пример употребления:
🩸и снова она застряла в девичестве, в очередном промежутке, длящемся сквозь века фамильных катастроф от рождения в теле собственного отца до запаха увядания его авторитета (?, А.К.)
Теоретическое выплевывает девочковость: так море делает с пловцами во время прилива. И наоборот: знание рассыпается, стоит лишь ехидново шепнуть малышки сладульки девочки.

Степень по филологии соскользнет с языка, как только оживет украденное детство. Это сделал он — он захлебывался бешеной яростью мертвящего бессилия, чтобы я превозмогла в себе малютку. Я была крошечной как улитка, когда приспособилась к их молчащим голосам, знала, даже если они еще не знали. Когда я родилась, мне исполнилось двадцать пять, а теперь выросла в огромного ребенка (Mitski) — смотри, как пишется мое имя:
Отец учил меня писать, я изорвала прописи. Язык явился в тот день, когда овладел матерью. Она закрылась в туалете, пустила воду, чтобы заглушить вопли. Отец бился в дверь, бабах, бабах, бабах. Когда всё затихло, я выучилась. В следующий раз язык пророс сам: стоило отцу занести руку, я корчилась от собственного голоса, казалось, я разорву папочке перепонки, но синела только кожа на бёдрах.

Следы побитого тела, прячущего девочкину душу, я искала в книжках, собирала их как старьевщица, наращивая детский безголосый скелет словами, цитатами, абзацами. Я забивалась в щель и принималась вычеркивать каждое двадцать пятое слово (именины матери), вырезать каждое двадцать четвертое (день отца). Пока время дробилось и что-то вязкое проникало в заводское общежитие, у меня выходили книжки-малышки, растрепыши, будто только из утробы — еще немного, и начнут гнить. У каждой было имя: Амаранта, Обуза, Беляночка, Пупунька, etc.

Всё это время мама думала, что я выпала в форточку. Когда щель оказалась мала, пришлось выбираться наружу. В наруже резать слова не дозволялось, отец отобрал ножницы и спрятал их в чулане, чулан залил бетоном, приделал ржавый замок, а ключ скормил любовнице. Ножницы сменились столовым ножом, таким еще обдирают бедра или ковыряют замазку в рамах, вот им я и соскребала все лишнее, получилось:
…но свирепость, в которую иногда впадал отец, была для нас слишком ощутительна. В минуты своей раздражительности он колотил всех встречных и ломал все, что попадалось ему под руку. И бил ли он детей или свою легавую собаку, выражение лица его было одинаково — желание утолить свою ярость. (А.Панаева)
И вряд ли разгадка того, почему он без пощады бил несмышлёную ещё девчонку, кроется в чём-то однозначном. <...> Никто мне этого сейчас уже не объяснит, а мучает это по сию пору. За что? Почему? (Т. Петкевич)
Я скребла слова лучше всех в своем городе, там еще пробивается исток Дона и рождаются монстры без трусов. Но отец не пустил меня в школу, где учатся на феминисток и писательниц, пришлось сделать вид, что я послушалась, а самой прибиться к акратической кафедре. Мы читали три статьи Агамбена по вторникам, в среду пили пиво, по четвергам писали письма в женские лагеря, выходные отводились под вымарывание фамилии русского гегельянца, а понедельников и пятниц не существовало.

Who is afraid of ὑστερία?


В рамках положенного этим текстом дискурса вопрос о связи категорий «письма» и «насилия», причем в данном контексте под «насилием» мы будем понимать насилие не только как физический акт, но и «насилие языка», «генерализирующее исправление» по Барту [1], имеет смысл лишь в случае, если вышеупомянутые термины будут рассмотрены через понятие «истерички» (см. «Случай Доры» [2]). В этом контексте фрейдистский термин рассматривается в его феминистском изводе: «Я то, чем была бы Дора, если бы возникла история женщин» [3].

  1. Текст против Произведения. Ролан Барт — читатель, В. Подорога
  2. Фрагмент анализа истерии (Дора), З. Фрейд
  3. La jeune née, Hélène Cixous
«Тогда я решила провести лето за написанием романа. Это спасло бы многих людей». (пер. авт.)
Всё было складно, пока однажды ночью я не встретила Второго Отца. Оказалось, всё это время он сидел в ушной раковине и нашептывал чужие слова, мешая выдумывать свои. Я решила — пусть живет, но всё равно завязывала ему глаза по вечерам, когда коверкала язык, а еще завела календарь. В нем я вела учет слёз: поплакать сразу после сна, чтобы пропустить завтрак, писать с перерывами на тихие вопли, пока тело не затрясется — признак, что пора обедать; продолжать письмо до рассвета и лечь в постель, откладывая соленую влагу на простыни до сонного паралича. Этот способ вернее, чем у Сонтаг: «Выправить осанку», «Писать как минимум два часа ежедневно», «Меньше есть». Но все еще не так хорош, как у Плат: «Then I decided I would spend the summer writing a novel. That would fix a lot of people»1. Спустя пару лет Сильвия приготовила сэндвичи Фриде и Николасу, который, кстати, поступил почти так же, как его мамочка.

Мы выучились делить со Вторым Отцом тело: он заступал по утрам, пока я спала, садился за стол и выписывал предложения. Слова были скользкие на ощупь, тянулись как водоросли и жглись как электрические угри. Это было нежное касание тока: заряд разбивал мутную воду, и вспышки сохраняли тепло и свет до моего прихода. Я возвращалась к полудню, как раз к сиесте, когда Второй Отец отдыхал, развалившись на песке, и принималась рушить всё, что он успел построить. Дребезжало стекло, трескались корешки книг; мое движение было нервное, я училась ходить, я училась говорить: но-со-рог, гу-се-ни-ца, очень хорошо, вот так… Ночью тело никому не принадлежало, просто валялось сонное, и мы со Вторым Отцом блуждали в кошмарах или играли в дурака, кто проиграет — уступает место. Я хочу сказать: Второй Отец никуда не ушёл — так и сидит тут со мной, даже сейчас, когда я пишу.
Второму Отцу не нравилось, что я веду календарь и заливаюсь слезами, словом — брыкаюсь знания. Пока меня не было, он марал мои тетрадки, от чернил они набухали. Когда я получила степень магистерки, это было в июле, из чернильных тетрадок вылезли мама и Юлия Кристева. Они были подружками и говорили по-французски, их понимала только я. Они хотели нас примирить, читали сказки на ночь или декламировали стихи, словно мы были младенчиками или поэт:ками.

Помню, что разозлилась и швырнула Второго Отца в воду. Море ругалось и ревело от боли, оно не усвоило его, тот не умел обращаться с плакательницами. Я гладила прибой, но он лишь бился и щипался солью, выплевывая страницу за страницей. Был шторм, было море, оно выло, чтобы я забрала Отца; он уже вылез весь мокрый, исходился волной от влаги, я кричала, я вырвала себе сердце, захлебывалась последним воздушным сгущением и вот — влезла на маяк и завизжала:

«Клиторальное чтение» — термин Катрин Малибу, феминистское переложение бартовского «удовольствия от чтения». Испытывать оргазм органом, что предназначен только и только для plaisir [ɛ̃ ple. ziʁ] — ни единой возможности для накопления! Мое тело рассекало пределы, выплескивая собственный избыток, разрывало соединительную ткань эпистемы, подходя к границе абсолютного безмолвия, пока не коснулось цитаты:
Я не хочу быть трудной, я хочу всего-навсего привлечь внимание к тем трудностям, без которых не может возникнуть никакое «я». (Дж.Батлер)
Вопль перед оргазмом уничтожается экстатическим молчанием. Тело настроено на самоускользание, клитор (от лат. clitorido) — лишь антенна, пропускающая удовольствие, но вместе с тем — затаившееся сокровище, как зелёное стёклышко пивной бутылки, ограненное морем, превращенное в изумруд.

Сможет ли вопль сравниться? Представим: кричать не в ожидании наслаждения/боли, не в страхе перед — с этим я знакома. Кричать бессмысленно — не вопреки лакуне смысла, а благодаря. Разразиться в душе, заполнить криками второй этаж эллинга, утопить в слезах черноморское побережье, вымочить перьевую подушку, вопить в лесу, etc. Слёзы лучше оргазма, никто не посмеет довести истеричку до исступления, кроме нее самой. Агоническая кислота растворит папочкины книги, я залью их слезами — моему daddy пизда.
пустых
пороков
как панцири
от вздорных
гниющих
и выло
устриц
рыбок
японских
вышивать
съеживалось
фресковое
амаранты
небо
учила
гладью
сердце
сжигало
féminins
абрисы
великое
контуры
de famille
слов
дочь
хвостам
рыбьих
de noms
(у русалок
посейдона 🧜‍♀️
вагины
тел
Il n’y a pas
так принято)
амаранта
предпочли
обнявшись
повторяя
амаранта
бросалась
но те
они
прятала
в шторм
в омутниц
слушали
в заводи
выродится
как в
сгустки
мечтающих
песчанике
молчаливых
означивания
вопят
каракатиц
риф
кавалькады
коралловый
сирен
проклиная
🌊
🐟
🐚
🦪
  • авторка
    Аня Кузнецова
    Родилась в 1998 году в Новомосковске. Прозаица, магистерка филологии (РГГУ), гендерная исследовательница. Сокураторка проекта «кружок гендерных свобод» и соредакторка Feminist Orgy Mafia. Ведет канал «пограничное письмо».
    о тексте
    «Колыбельная для утопленницы» — сказка о волнорезах на Чёрном море, малышковом письме, утрате девичества и разном насилии. В этом тексте больше дерганности, чем грусти. Я писала его под впечатлением от практик наивного поэтического перевода, оттуда вылезли фрагментарность и эксперименты с детской речью.

    Когда я закончила сказку, то стала лучше понимать идею Батлер про субверсию, возможную изнутри закона. Когда происходит разрыв со значением, слова пухнут и лопаются — их можно потрогать.
Made on
Tilda