кылъёс ӧвӧл
ӟазег лизӥ
  • чтобы прочитать этот текст, переверните экран либо откройте страницу на другом устройстве.
* статью 11 дополнить частью 51 следующего содержания: «Федеральные государственные образовательные стандарты дошкольного, начального общего и основного общего образования обеспечивают возможность получения образования на родных языках из числа языков народов Российской Федерации, изучения государственных языков республик Российской Федерации, родных языков из числа языков народов Российской Федерации, в том числе русского языка как родного языка».
* после внесения в 2018 году поправок в Федеральный закон от 29 декабря 2012 года N 273-ФЗ «Об образовании в Российской Федерации» изучение национальных языков и обучение на национальных языках стало факультативным, закрепив статус русского языка как основного для изучения, преподавания и, как следствие, общения.
у мха нет корней, в отличие от деревьев,
чтобы впитывать воду и жить.
его так легко вырвать из почвы,
высушить и растереть в пыль, что страшно подумать.
страшно гулять после 24 (не часов).
поэтому я остаюсь дома и читаю книгу про мох.
читаю, что у мха вместо корней
тонкие нити-ризоиды и тесное со-бытие,
чтобы накапливать капли на листьях.
а вместо смерти — анабиоз.
чтобы дождаться дождя и снова проснуться.
врач сказал: «у вас сухая кожа, пейте побольше воды.
принимайте ванну с солью.
а лучше уезжайте из Удмуртии».
и я уехала.
в том числе русского языка как родного языка.
язы-ка
ка
как сказать язык на удмуртском?
язык — кыл.
я-зык-кыл.
какой мой язык? какой мынам кыл?
мы-нам мы вам слово не давали.
но мынам кыл — удмурт кыл!
я даже немного знаю склонение, вот, смотрите:
(держать за зубами) язык— кылдэ
(не знать) языка — кылме
видите?
кылме!
кыл-ме!
don’t kill me and my language.
мынам — мой
«удмуртский этнос исчезает, и я не могу на это равнодушно смотреть»,

сказал Альберт Разин у Госсовета в Ижевске, когда мне было 21.

в 21 я равнодушно смотрю, как единственный одногруппник говорит на удмуртском, и думаю: ну и отстой.

в 21 я не понимаю, зачем говорить на языке, на котором не с кем говорить.

в 25 я не понимаю стихов Кузебая Герда и песен post-dukes.

и как это вышло.
post-dukes — |пост дуке́с|
удмуртскому языку меня учит мама,
поэтому я знаю только одну фразу:
мон тонэ туж зол яратӥсько.
я так тебя зол яра-
тӥсько
тӥсь-ко
ты что удмуртка?
зол яра. я ро-
дилась в Удмуртии
с сухой, шелушащейся кожей,
яро любящей и яростно злой.
но моей яростно злой любви не хватило,
чтобы остаться.
мон — я
тонэ — тебя
туж — очень
зол — сильно
яратӥсько |йаратыщ’ко́| — люблю
мама, как сказать «родной язык» на удмуртском?
анай кыл, материнский язык, например:
мон уг тодӥськы анай кылме.
«мон уг тодӥськы»? я не знаю, что это значит.
это значит «я не знаю», нылы.
мама, смотри, так правильно:
«мон уг тодӥськы, мынам голо́с вань»?
разве так правильно?
уг — не
тодӥськы |тодыщ’кы́| — знаю
нылы — дочь
мынам — у меня
вань — есть
часть 4 после слов «изучение родного языка из числа языков народов Российской Федерации» дополнить словами «, в том числе русского языка как родного языка».
мама, как сказать тебе, что нас обманули.
они сказали, мы сможем выбрать.
они сказали:
направо пойдешь — будешь русским и сильным,
налево пойдешь — будешь народом не государствообразующим.
выбирай.
выбирай, сказали они, и не дали нам учить удмуртский в школе.
выбирай, сказали они, и не дали нам учить удмуртский в вузе.
на инязе Удмуртского государственного университета не было места
языку не государствообразующего народа.
на моей клавиатуре нет места
удмуртским неказистым аффрикатам.
удмуртскому языку меня учит словарь,
поэтому я пишу перформативно,
делая случайное слово позвоночником мысли,
надевая на него строки-кости и строки-кожу,
и происходит текст-существо.
слово-позвоночник зудит где-то сзади,
и, оказывается, я этот зуд знаю:
ӧб-ӧб-ӧб — возглас, крик от внезапной боли.
«ӧб-ӧб-ӧб, тыбыр висё!» — «ой, как спина болит!»
я слышала ӧб-ӧб-ӧб от бабушки в детстве
и думала, это что-то на выдуманном, на деревенском,
на исковерканном русском, как это часто бывает.
и не знала, что бабушка говорит на удмуртском
о том, что ей больно.
ӧб-ӧб-ӧб |эб-эб-эб|
тыбыр — спина
висё |вищ’о́| — болит
прабабушка говорила мне: «кызьы улыны собере, нылы?», но я этого не помню.

бабушка говорила мне: «кызьы улыны собере, нылы?»

мама говорит мне: «как дальше жить-то, нылы?»

я говорю: «как дальше жить?»
кызьы |кыж’ы́| — как
улыны — жить
собере — дальше
как жить, меня учат в интернете.
слова с экрана кричат: «вы остались, так говорите».
слова с экрана кричат: «вы уехали, так говорите».
слова с экрана кричат друг на друга.
а я молчу и жду дня зарплаты,
чтобы оплатить донаты и российские счета.
я молчу и жду.
мама, как сказать ************** на удмуртском?
мама говорит: «извини, я не знаю».
я молчу и жду, и читаю.
я читаю о том, что у мха нет корней, чтобы впитывать воду, и думаю:
у меня нет корней, чтобы впитывать язык.

пока я молчала на всех языках,
слова и смыслы слоями меня облепили.
их так много, у меня начинается линька.
я стою на четвереньках
не у Гостинки в окружении автозаков,
а посреди своей комнаты перед ноутбуком.
и срываю с себя мертвые клетки.
русские мертвые клетки.
удмуртские мертвые клетки.
они полетели по воздуху, словно снежинки.
и медленно опустились на черную плитку.
белые снежинки на черную плитку.
белые на черную снежинки на плитку.
черные снежинки на белую плитку?
я путаюсь, но знаю, что мне поможет:
«белое — это белое, черное — это черное».
повторяю, как молитву, и засыпаю.
я в густом лесу, голая и безъязыкая,
без дискурсивных и географических ориентиров.
семантическое поле раздулось и лопнуло.
дождь размыл границы моего тела.
я растеклась, я заблудилась.
а у меня ни словаря, ни даже 2гиса.
я не знаю, где юг, а где север.
я не знаю, где мои руки, где мынам пыдъёс.
и что значит тӥч-тач в этом месте.
i want you to touch me at this place.
at my tongue.
at my кыл.
кыл!
кыл!
кыл!
— ставит ловушки мое эхо.
но лес в них не попадается.
его незыблемость не нарушат интерпретации
и мой насильственный перевод на язык.
пыдъёс — ноги
тӥч-тач — треск сучьев
я двигаюсь плавно, занимая пространство.
оседаю на камне, и камень становится
круглой планетой, моим новым домом.
моя кровать — мхи и лишайники.
тоже иссохшие,
как моя кожа без влажного языка.
сеть ризоидов — моя семиотика.
но без уродливых форм и нарушенных связей.
тоже невидимая,
как удмуртский язык.
видеть их необязательно
для того, чтобы лес рос и продолжался,
и шло время, и заполнялось пространство
живыми и мертвыми организмами.
мое внимание нужно
языку и людям, но не лишайникам.
я запишу это сто раз, чтобы вытоптать
тропинку к сути и больше не потеряться.
я запишу это сто раз, чтобы не выдался
мой человеческий охотничий инстинкт.
чтобы проснуться и быть уверенной:
мон улӥсько.
я существую.
i’m not extinct.
улӥсько |улыщ’ко́| — живу
  • авторка
    ӟазег лизӥ
    писательница, удмуртка
    о тексте
    Я была под большим впечатлением от мультиязычных стихов татарской поэт_ки Динары Расулевой (проект lostlingual), где звуки и ритм одного языка перетекают в смыслы другого, разворачиваясь в контексте третьего и четвертого, и затем все меняется местами. И самое главное — они частично написаны на ее родном языке, татарском (я тогда пыталась подступиться к удмуртскому, который, к сожалению, и до 2018 года в нашей школе не преподавали). Я спросила Динару, писал_а ли кто-нибудь подобные стихи на удмуртском в рамках ее мастерских. Я очень хотела увидеть эти стихи. Но никто не писал на удмуртском. И я решила, что тогда напишу сама. Я пыталась минимально использовать русский и сохранить лаконичный метод Динары, но не учла, что удмуртские слова, которые я знаю, можно пересчитать по пальцам одной руки. Ничего не получалось, образы не приходили, не сцеплялись с другими языковыми реальностями — у меня буквально не было слов. В итоге я отошла от оригинальной структуры и решила начать с малого: вплести то, что я помнила из бытового семейного удмуртского, и то, что находила в словарях и уроках на Ютубе во время письма, в русский текст. Так что в моем случае тема предписывала процесс, а процесс отражал тему. Но я хотела, чтобы мой стих на удмуртском был, и однажды я его напишу. Наверное, это и мотивировало продолжать. А пока что я делала, что могла.
вы на развилке. в какую сторону пойдём?
Made on
Tilda